Молотовский Совнарком производил на современников и историков сильное впечатление. «Некоторым, как Сталину, за пятьдесят. Но большинство были крепкими энергичными фанатиками под сорок, одни из самых динамичных администраторов, которых когда-либо видел мир, способные строить города и заводы, несмотря на любые препятствия, но также уничтожающие своих врагов и ведущие войну с собственным крестьянством. Одетые во френчи и сапоги, это мачо — пьющие, могущественные, популярные в империи — звезды со сверкающим эго, колоссальной ответственностью и с маузерами на поясе»[864], - писал Монтефьоре. Зримую картину воссоздал Сергей Дмитриевский: «Председательствует Молотов. Самый сильный в стране после Сталина человек. Твердая воля. Ясный и упорный ум… Иной раз здесь собирается человек до пятидесяти. Все люди, вышедшие из войны и революции. Избранные случаем, судьбой, люди сегодняшней страны, те, от кого, в их совокупности, зависит многое и в настоящем ее, и в будущем. Это Совнарком, значение которого сильно поднялось после того, как его председателем стал Молотов»[865].

Михаил Смиртюков, которому предстоит много лет возглавлять Управление делами правительства, пришел на работу в аппарат СНК в 1930 году. Самой яркой чертой Молотова-премьера он называл «умение точно оценивать свои возможности… Кроме того, Вячеслав Михайлович был очень сильным организатором. Он поставил работу Совнаркома так, что все делалось быстро и слаженно. Решения правительства при нем были краткими и ясными… Вы можете посмотреть в архиве документы Совнаркома этого периода. Вы не найдете там ни одного проекта решения, в который Молотов не внес бы правок… У него постоянно было желание все улучшать. Например, Молотов ввел систему ускоренного оформления решений правительства. В одном из столов в зале, где проходили заседания Совнаркома, был встроен микрофон, и секретарь заседания тихо диктовал только что принятые решения машинисткам, находившимся в соседнем помещении. Там же сидели юристы, которые выверяли текст. Потом отпечатанные карточки с решениями приносили Молотову, он вносил свою правку, и к концу заседания протокол был готов. И тут же всё отправлялось исполнителям — в наркоматы и на места»[866]. Но не только в решениях было дело. Сам Молотов на посту премьера так публично формулировал свое кредо: «Поменьше писать постановлений, а принятые постановления проводить в жизнь на деле, на практике, по существу!»[867]

Еще один управделами, поработавший с Молотовым, — Чадаев, вспоминал, что «это был человек непрерывного действия, решительный, волевой человек, который умел отдавать себя целиком, без остатка на службу государства. Он был в полном смысле аскет, до чрезвычайности скромен в своих потребностях и желаниях… Только дело, только работа была его целью. И во имя ее он не считался со временем, отдавая ей все свои силы, разум, волю. Его одержимость заражала других, и они готовы были день и ночь работать, чтобы выполнить задание Молотова, получить его одобрение. Но он был скуп на похвалу.

И как бы хорошо ни была выполнена работа, считал это само собой разумеющимся. Но в то же время он был внимателен, чуток, отзывчив, всегда реагировал на просьбы и нужды сотрудников. Но Молотов был и беспощаден к тем, кто плохо работал, проявлял недисциплинированность и, не колеблясь, строго наказывал провинившихся. Он обладал хорошим качеством привлекать и располагать к себе людей, заражать их своим энтузиазмом. Иногда шуткой заставлял делать больше, чем приказанием. В аппарате его называли “многожильным наркомом”, отдавая дань его исключительной работоспособности»[868].

В первые годы премьерства решения по текущим вопросам Молотов «принимал совершенно самостоятельно». Этому способствовало и наличие у предсовнаркома команды авторитетных заместителей. «Заместителями Молотова были крупные хозяйственники, работавшие еще с Лениным: Орджоникидзе, Куйбышев, Рудзутак, Чубарь. Прямо об этом, конечно, не говорилось, но чувствовалось, что Сталин для них — только первый среди равных. Все они были или членами, или кандидатами в члены Политбюро, и Сталину волей-неволей приходилось считаться с их мнением»[869].

Начало 1930-х годов стало временем серьезных институциональных изменений в системе государственного управления. Главная идея заключалась в том, чтобы, во-первых, отразить в структуре управления сам факт создания тысяч новых предприятий, число которых продолжало расти в геометрической прогрессии. Управлять такой махиной, какой становилась советская экономика, из одного центра, коим выступал ВСНХ, было невозможно. Во-вторых, необходимо было создать механизм управления теми отраслями экономики, которых ранее не было. «Не нужно объяснять, что наши реорганизации вызываются не одной любовью к новшествам, что это диктуется бурными темпами роста нашего хозяйства, что вполне понятно, как в результате этого наш костюм становится тесен, и что его приходится поэтому перекраивать в соответствии прежде всего с быстро растущей социалистической индустрией»[870], -говорил Молотов.

Ликвидировались «совещания замов» и «подготовительная комиссия», готовившие ранее заседания СНК. Их функции переходили к аппарату Совнаркома и отдельным комиссарам. Управлению делами предписывалось «срочно пересмотреть аппарат СНК (структуру и личный состав), максимально упростив и сократив его и обеспечив поднятие партийной и специальнонаучной квалификации основной группы работников аппарата управления делами СНК». Госплан во главе с Куйбышевым — около тысячи человек — Молотов видел главным инструментом выработки и координации социально-экономической политики. Произошло и некоторое изменение принципов планирования, о чем говорил председатель Совнаркома:

— Раньше годовые задания по народному хозяйству мы называли просто контрольными цифрами, теперь же называем народно-хозяйственным планом. Теперь методы планирования, применявшиеся в промышленности, мы в известной и все возрастающей мере переносим и на сельское хозяйство, что стало возможным лишь благодаря крупнейшим успехам социалистического производства сельского хозяйства.

Впервые в плане предусматривались резервы, что «увеличивает предпосылки для проведения действительно гибкого планирования и, следовательно, обеспечивает возможность необходимых хозяйственных маневров в течение года»[871]. На политическом уровне устанавливалось относительно небольшое количество плановых показателей. Так, директивы по второй пятилетке (1933–1937 годы), утвержденные по докладу Молотова на XVII партконференции, включали в себя 11 натуральных показателей — добыча угля, нефти, производство кокса, электроэнергии, чугуна, минеральных удобрений, тракторов, зерна, посевные площади, урожайность зерновых, параметры рабочей силы — и 5 стоимостных — национальный доход, продукция промышленного производства и машиностроения, капиталовложения и потребление на душу населения[872].

Логика реформ Молотова вела к выделению из ВСНХ, который под руководством Орджоникидзе ведал индустрией, отдельных отраслей и переподчинение промышленности Совнаркому. Орджоникидзе покушение на свою епархию переносил плохо. 23 декабря 1931 года на Политбюро при обсуждении внесенного Молотовым плана реорганизации ВСНХ он вспылил и заявил о своей отставке. «Для рассмотрения заявления т. Орджоникидзе об его взаимоотношениях с т. Молотовым» было назначено специальное заседание Политбюро. Конфликт был исчерпан